Лесник глянул на меня исподлобья, хмыкнул. Ноздри затрепетали, глаза вдруг сверкнули зеленым демоническим светом. Я замер устрашенный — что еще за чудеса?! Старик подошел ко мне, наклонился и обмакнул палец в сочащуюся из-под веревок кровь. Посмотрел на свет, полюбовался, а потом слизнул с пальца капельку. Зажмурился, удовлетворенно крякнул.
— Давно свежатины не ел, — пожаловался мне дед с кривой ухмылкой.
Я вздрогнул, страх начал наползать холодным туманом. Лесник подмигнул мне лукаво. Я вжался в стену, закусил губу. То ли показалось, то ли в самом деле… У стариков зубы, как правило, сточены, одни пеньки, а не зубы, если вообще есть. А у этого острые волчьи клыки.
Дед вернулся на место, вновь взялся за точило и нож.
Вжик-хх… Вжик-хх…
Лишь сейчас до меня дошел ужасный смысл его действий. Я съежился: был бы мышкой, убежал бы через дыры и щели в полу. Меня затрясло от страха. В голове заметались мысли, причем каждая орала благим матом — бежать! Бежать без оглядки! Пока не съели. Но как? Связан. Сейчас разделают, как барашка, повесят на вертел…
Я постарался успокоиться, глубоко вздохнул пару раз. Надо говорить, упрашивать, молить. Дипломатия — лучшее оружие.
Вжик-хх… Вжик-хх…
Звук страшный, противный. От него кровь стыла в жилах. Жить хотелось, как никогда раньше. Подумалось: стану на колени, буду ползать, лизать сапоги, пресмыкаться и завывать — только бы не убили. Жизнь — высшая ценность, а моя так вообще… Но наряду со страхом в душе вспыхнула странная жгучая злость, ударила раскаленным потоком в мозг, заставила расправить плечи, расслабиться.
— Отпусти, — тихо сказал я, сверля старика ненавидящим взглядом. — Отпусти, иначе хуже будет.
Дед округлил глаза, на меня посмотрел так изумленно, словно увидел говорящую козу. А потом расхохотался от души, захлопал в ладоши. Вытер выступившие слезы, напустил на себя важный вид.
— Шутник, ты милок, — укоризненно сказал лесник. — Ну ты сам посуди… Ты бы отказался от сочного горячего куска мяса, когда не ел очень долго? А я голоден, ох как голоден.
— Я убью тебя! — прошипел я. Про себя удивился — неужели могу так? Я же трус. Да-да, трус, что уж душой кривить. До мозга костей. Но в груди пылал пожар, меня всего корежило от ненависти. — Убью, понял!
— Я и так мертв, — хмыкнул старик. — Уже целую вечность мертв. Ты горяч, человек, в тебе кипят страсти. Это хорошо. Я выпью твою силу, это будет приятно. Вы искали Ключника? Вынужден тебя огорчить — я и есть.
Старик встал с табурета, внимательно осмотрел лезвие ножа.
— Добро заточил, — улыбнулся он. В красноватом полумраке блеснули белые острые зубы. — Ну что, Мурлыка, готов к приему пищи?
Кот вскочил со своего места, замяукал возбужденно и требовательно, завертелся на месте. Мурлыча, потерся о ноги хозяина. Из красной пасти выскочил маленький язычок, быстро облизал усы, с клыков закапала слюна.
— Тварь! — взвыл я и забился в путах.
Дед подошел ко мне, ласково погладил по голове, приговаривая:
— Давай, милок, борись… мясцо будет мягше, пустит сок.
Я взбрыкнул, попытался вцепиться зубами в руку.
— Но-но, — пожурил старик. — Еще меня обед не кусал. Ну ничего, потомись пока. А я пока твоего друга попробую.
Ключник хихикнул, подошел к столу. И лишь тогда я заметил, что с края столешницы свисает безвольная рука Шеда. Я повертел головой, в дальнем углу заметил блеск металла. Там было все: кольчуга, наручи, наплечники, меч… Значит…
— Шед! — заорал я что было мочи. — Шед, очнись! Пальцы рыцаря дрогнули, вяло шевельнулись. Я не видел его, он был слишком высоко. Но воображение нарисовало яркую картинку — голый до пояса воин лежит на столе, никак не может прийти в себя.
— Да тише ты, окаянный, — шикнул на меня дед. — И до тебя дело дойдет, не боись.
Он еще раз проверил остроту ножа, удовлетворенно цокнул языком. Сон! — мелькнула мысль. Просто сон! Кошмарный, чудовищный. Этого не может быть. На самом деле я лежу где-то на холодных камнях мостовой во дворе гентской мэрии без сознания. А невредимый рыцарь стоит над моим телом и хмуро улыбается. Меня отнесут домой, напоят лечебными настоями, дадут проспаться. Я проснусь утром как ни в чем не бывало и пойду на работу, буду делать боевого голема, увижу Лека, Мию, буду смеяться, болтать, пить пиво в ближайшем трактире. И все будет хорошо.
Старик не стал картинно заносить нож, выспренно говорить о своих злодейских планах, долго и сочно расписывать, что сделает с нами. Он примерился, отточенным плавным движением опытного лекаря-хирурга намахнул ножом. Раздался противный звук, словно режут плотную ткань, мокро хлюпнуло, на лице лесника появились маленькие, почти черные точки, размазались в кровавые дорожки.
— Ше-е-едд!!! — взвыл я.
Время загустело, остановилось. Все реально — с ужасом понял я. Можно до бесконечности обманывать себя, убеждать, что это сон, но, когда льется кровь человека, что дрался рядом с тобой, защищал тебя, тащил на себе, все становится на свои места. Я лежу, связанный, в избушке Ключника, а это самое существо, язык не поворачивается назвать человеком, разделывает на столе моего товарища. Как барашка или козу.
Кровь застучала в висках, как молот. В глазах поплыло, комната завертелась вокруг меня. Дрожа, я озверело рванулся из пут, уже не обращая внимания на то, что веревка ранит меня. Рыцарь опять слабо застонал, пальцы шевельнулись. Но в себя он так и не пришел.
— Шед! Очнись! — отчаянно крикнул я.
Без толку. Рыцарь без сознания. То ли по голове крепко ударили, то ли злое волшебство не давало от-крыть глаза. Я не видел, что делает старик, но движения были плавные, четкие. Вот он водит ножом, где-то нажимает, левой рукой поправляет, поддерживает. Звуки противные, мокрые, хлюпающие. Что-то хрустит, влажно лопается, рвется. Дед гундосит песенку, в такт притоптывает ногой, на лице хищная улыбка, в свете очага блестят острые белые зубы. На него брызгает красным, уже вся одежда и борода в крапинках.